Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32
– Алло, здравствуйте. Евгений Артурович на месте?
– А кто его спрашивает?
– Передайте, что это Федоров. Я был у него вчера на приеме. Мы договорились, что сегодня он…
– Простите, Евгения Артуровича нет на месте.
– Да? А когда он будет? Когда мне перезвонить?
– Евгений Артурович в отпуске.
– Что?
– Евгений Артурович в отпуске со вчерашнего дня. По любым вопросам звоните через месяц.
– Как в отпуске? – обескураженно спросил Федоров, чувствуя себя идиотом. – Но он только вчера мне…
Договорить Федоров не успел – в трубке раздались короткие гудки. В приемной полицейского начальника положили трубку.
Федоров сначала пораженно смотрел на телефон, не веря в происходящее. Потом сообразил, что первое, вчерашнее, впечатление было верным. Никитин не собирался ничего предпринимать, и уж тем более не намеревался давать ход жалобе. А чтобы Федоров не смог сунуться никуда еще, забрал у него то самое «письмо счастья».
Коммерсант почувствовал себя обманутым. А еще – разъяренным. Такого быть не должно. В цивилизованном обществе начальник полиции не должен обманывать человека, пришедшего к нему за помощью. Этого просто не должно быть – от слова «никогда».
А потом до Федорова дошла главная мысль. Возможно, какое-то время назад в ОВД «Полехино» точно таким же образом поступили и с его другом Артемом Гомоновым. В результате чего теперь друг лежит в гробу.
И тогда Федоров, подстрекаемый мстительной яростью, сел в «ягуар» и рванул в другое ведомство. Возможно, единственное, где ему сейчас могли помочь. В следственный комитет.
– Садитесь, – Можаева жестом пригласила посетителя занять стул напротив. – Слушаю вас.
Федоров помолчал перед тем, как решиться.
– Скажите, следственный комитет ведь у нас расследует не только убийства? Но и, например, факты коррупции?
– Совершенно верно, – осторожно согласилась Можаева. – Почему вы спрашиваете?
– Я хочу сделать заявление. По факту коррупции руководства отдела полиции «Полехино». Из-за них умер Артем Гомонов.
Можаева остолбенела, когда Федоров с решительным видом положил перед ней отписанное мелким почерком готовое заявление.
Не подозревая о страстях, которые в это время разгорались в СК, я примчался на работу. После утреннего развода Мельник отправился за досье на Шкета, а я с нетерпением ждал его в кабинете, коротая время за прослушиванием странных разговоров Клюкина и Горшкова.
– Ну? – с придыханием дернулся Клюкин, когда Горшков положил трубку телефона. Горшков медленно покачал головой, что означало «нет» и для Клюкина было равнозначно приговору. Его лицо вытянулось. – Нет? Я ей не понравился? По… Почему? Как такое вообще может быть? Я все делал по твоей сраной книжке!
– Как тебе сказать, – подбирая слова, чтобы не ранить друга еще больше, пробурчал Горшков. – Ты все запорол. Наташа сказала, что Оля чувствовала себя, как туша в мясной лавке.
– Твою мать! Так там же написано было: «уверенность в себе» и все такое!
– Да раскусила она, что ты не такой. Что ты играл, прикидывался. Понимаешь? Это же бабы. Они чувствуют такие вещи, и их это напрягает.
Клюкин рвал и метал.
– А как же это? – он распахнул книгу «Соблазни их всех и принялся рьяно листать. – Вот! «Вы сидите в кафе, а она пошла в туалет и явно там прихорашивалась? Радуйся. Она хочет, чтобы ты это заметил. Это сигнал». Как быть с этим?!
– Е-мое, братан, они вдвоем ходили! Ну и плюс, они же девушки. Им положено хорошо выглядеть.
Клюкин задохнулся от нахлынувших на него чувств.
– Но… Там же написано… Она… Она волосы теребила! – Клюкин потряс книгой. – Там написано, если девка накручивает локоны на палец, это показатель того, что она на тебя клюнула!
Горшков уныло покачал головой.
– Не хочу тебя бесить, но… Ты на нее так пялился, что она, походу, все время думала, что с ней что-то не так. Вот и проверяла.
– Твою мать! Она ржала над моими шутками! Даже когда вообще не прикольно было! В этой долбанной херне написано, что это признак номер один, что она запала.
– Мне тяжело это говорить, брат, но я должен, – промолвил Горшков, с сочувствием глядя на напарника. – Она смеялась не над шутками, а над тобой. Потому что весь гребаный вечер ты вел себя, как полный придурок.
Клюкин смерил его взглядом, полный огня и клокочущей ярости. Зашвырнул книгу в урну и выпрыгнул из кабинета, громко – посыпалась штукатурка – хлопнув дверью. Горшков невозмутимо пожал плечами, достал томик из урны и поставил диагноз:
– Псих.
Зашел Мельник.
– Что это с Клюкиным? Он меня чуть с ног не сбил.
– Когда-нибудь их двоих отселят отсюда, и мы забудем все это, как страшный сон, – с надеждой пообещал я Мельнику. – Ну как, накопал что-нибудь на Шкета?
Мельник положил передо мной досье. К обложке канцелярской скрепкой была приколота фотография Шкета. Молодой, лет 30, нахохлившийся, с мелко посаженными глазами. Неприятный тип.
– Чекменев Петр Николаевич, кличка Шкет, – сообщил Мельник. – И он наш старый клиент. Прям постоянный. Условка за грабеж, год за хулиганство, несколько задержаний в притонах.
Мы решили не медлить. Промедление было смерти подобно, и это не фигура речи: в прошлый раз, с Фроловым, все оказалось именно так в буквальном смысле. Поэтому мы с Мельником рванули к Василичу, обрисовали ситуацию и выбили себе – на всякий случай – подкрепление. Двух ППСников из «Полехино», которые должны были оказывать нам силовую поддержку.
Решено было брать Шкета и колоть его на предмет Фролова, Гомонова и Морса. У меня не было никаких сомнений, что Шкет по уши в этой истории. И дело не только в деньгах, о которых мне поведал Паяльник, но и в прямом соседстве Шкета с Фроловым.
Наша маленькая группа захвата из четырех человек вывалилась из машин и взмахнула на четвертый этаж «хрущевки», находившейся в двух домах от места обитания ныне покойного Фролова. В квартире тихо играла музыка – значит, Шкет дома. Я, на всякий случай достав пистолет из кобуры на поясе, громко постучал в дверь.
– Шкет! Открывай, полиция!
Ответом была тишина. Я подергал ручку, и, о чудо, дверь оказалась не заперта. Кивком дав сигнал остальным, я распахнул дверь и впустил вперед себя сотрудников патрульно-постовой службы – с автоматами и в бронежилетах.
Это была однокомнатная квартира с чуланом. ППСники, а вслед за ними и мы с Мельником, быстро шмыгнули в пустую комнату, где тихо работал телевизор, проверили совмещенный санузел и кухню.
– Чисто, – будто я и сам не понял, объяснил мне один из парней в форме.
Я шагнул на кухню. Первым, что бросилось в глаза, была сковородка на кухонной плите. На ней красовалось яйцо с бледным желтком – сырое, словно Шкет намеревался подкрепиться, но резко передумал. Другой странностью было, что около сковороды горела включенная на слабый огонь конфорка.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 32